Ласковый греческий остров Корфу расположен под каблуком Апеннинского полуострова и похож на женский торс сбоку: стопа, голень, икры, спина. Под левой грудью находится деревня или, лучше сказать, маленький городок Палеокастрица. В это место я собирался отправиться по путёвке, приобретённой в туристической фирме.
Но прежде мне пришлось оформить загранпаспорт. Ради этого я несколько раз съездил в центр оформления документов, который располагался в здании бывшей ткацкой фабрики, уничтоженной “эффективными менеджерами”. По дороге на фабрику я шёл, почти что, сквозь толпы узбеков-гастербайтеров, и терзал себя тем, что “вот я уезжаю, а страна остаётся этим, заполонившим всё, азиатам” и что сама эта книжечка со сложными узорами, ради которой я выстаиваю гигантские очереди, является документальным подтверждением измены Родине.
Однако отдых был нужен и, оформив все необходимые бумаги и получив специальный лист с вызывавшим дрожь названием “ваучер” я прибыл в Аэропорт Пулково-2 .
Аэропорт.
Продаётся водка. Но она тут уже принарядилась в блестящие наклейки и стала vodk’ой. Люди тоже принарядились.
В зале ожидания досмотр. Девушка в свободных перчатках: “руки вверх”. - Ощупывает от подмышек к ногам. Разворот, снова проход. Ремень, мелочь, телефон и даже очки в отдельной коробочке едут через аппарат. Рядом коробочка с брошками и бусами.
- Надо же! Прямо выстрелил своими бациллами в проверяющую – говорит, только что осмотренная дама о чихнувшем пассажире. – Хоть бы закрылся.
- Но ему же сказали “руки вверх” – вступаюсь я - А человек в таком положении чувствует себя, как бы под арестом. Его можно понять.
- Ладно, будем считать, что он сдал свои бациллы на хранение. Приедет, заберёт.
- Сурово.
Весёлое настроение пассажиров вянет после 30—40 минут ожидания. Смех становится короче, разговоры протяжнее, точно осыпается куча высохшего песка. Лица русские.
Из нашего зала отправления выходит суставчатый металлический коридор для посадки, который примыкает прямо к двери самолёта. Немного похоже на зарешёченный проход для хищников в цирке.
В самолёте стюардессы-гречанки убедительно доказывают нам, что красивее русских девушек нет. Несомненно, Троянская война началась из-за русской Елены.
“Hellow, здравствуйте” – говорит стюардесса и показывает на место у аварийного выхода, рядом с моей знакомой Натальей. Мы вместе с ней проходили обыск, и я тогда сказал:
- Стыдно как-то. Не правда ли?
- Ну, это же для безопасности.
- Это ясно. А всё-таки стыдно. Человека унижает, когда интересуются не им самим, а тем, что у него.
- Непонятно. А меня не унижает. Было время, я помню, когда по взлётной полосе с чемоданами ... А теперь XXI век.
- Что же будет, когда и этих мер станет недостаточно?
- У нас выбора нет.
Самолёт заполняется. В иллюминатор виден телескопический тигриный коридор. Снаружи он похож на конструкцию для подачи бетона на стройплощадку. Я пока не чувствую расставания с Родиной, потому что ещё никуда не ехал, а просто из помещения в аэропорту перешёл в “помещение” самолёта. Мы трогаемся. Нас провожают зелёные поля и яркие огоньки мать и мачехи. Самолёт едет, едет и не думает взлетать. А ведь он летающий аппарат. В стороне берёзки. Мне не грустно было покидать город, а расставаться с берёзками жалко. Самолёт остановился, подумал, загудел и помчался. Мать и мачехи превратились в жёлтую полосу. Спина прижалась к креслу и оно спружинило. Ещё быстрее и … отрыв. Нервная судорога поднялась от живота и вышла вверх. Так же, возможно, отрывается душа от тела, когда приходит наше время.
- Я в самолёте не погибну! – Убеждённо говорит Наталья.
- Будем надеяться. А Вы знаете свою судьбу?
- Да! Я всё, всё знаю. Вот Вы, наверняка, врач.
- Почему Вы решили?
- Да, так… испытываешь доверие. Вы отстёгивайтесь, отстёгивайтесь. Столик выдвигается вот так. Сейчас будут разносить кофе и соки. Я люблю летать.
На Наталью напала говорливость, которая отпустила её только перед самой посадкой.
Земля стала похожа на карту. Клочки тумана на некоторое время скрыли всё, и вот мы поднялись над облаками. Места в салоне удобные, расстояния между рядами широкие. Стюардессы кормят пассажиров какими-то космическими пакетиками. В нашем же ряду, с другой стороны прохода, у иллюминатора, девушка. Она вытягивает шею и беспокойно вращает головкой, как будто антилопка, почувствовавшая дым. Рядом с ней двое мужчин вполне мясистой комплекции. У них в кармане переднего кресла бутылка vodk’и из duty free, и они наливают её в чайные чашки и пьют, не чокаясь и не морщась. Один из них откидывается назад и, подняв голову вверх, закатывает глаза, словно в поэтическом вдохновении. Он даже не выглядит пьяным. Другой встаёт и идёт по проходу, наваливаясь то на один, то на другой ряд.
- Началось – говорит Наталья, - сейчас хоть есть уголовная ответственность за хулиганство на борту.
- Он нас будет бить?
- Посмотрим.
- По-моему, таких ребят следует перевозить связанными в багажном отсеке.
- Ха, ха.
Наталья юрист – преподаватель, и только что с энтузиазмом объясняла, что наука позволяет “разрушить” любое дело. Я чуть не ответил ей: “долой такую науку!”. А сейчас, может быть, и будет это самое дело, которое потом какой-нибудь умелый юрист разрушит… но, слава Богу, обошлось.
Пролетели Чудское озеро, Белосток, Варшаву, Венгрию. Специальный монитор над креслами показал, как наш самолётик наполз на Албанию. В иллюминатор видны горы. На них полосками лежит снег. Летим вдоль берега моря. Через любой разрыв в облаках видны исхоженные места, мелко нарезанные поля и, словно жилки на листе, шоссейные дороги. По острым, массивным хребтам скользит расплывчатая тень нашей алюминиевой мухи. Чуть ниже - и мы воткнемся в эти равнодушные громады комочком фольги.
Самолёт делает плавный разворот. Память подсказывает слово “глиссада”. Внизу море, судёнышко с белыми косичками волн и большой пассажирский теплоход у причала. В иллюминаторы левого борта близко видны крыши домов.
- А Вы знаете, почему мужчины пьют в самолёте? – неестественно весело говорит Наталья, преодолевая гул моторов и, кажется, пытаясь порвать привязные ремни. – Они боятся. Это доказано!
Если так, то сейчас наши мясистые соседи должны были бы допить остатки, вырывая бутылку, друг у друга. Есть касание! Оказывается, народ внимательно следил за манёврами и сейчас с чувством захлопал в ладошки. Взлётная полоса на Корфу самая короткая в Европе, но её в очередной раз хватило.
Аэропорт показался мне захолустным. Та же пыль, которая покрывала Санкт-Петербург, лежала и здесь. Значит это не их пыль, а моя усталость.
Греки, в основном, светлокожие, но есть и среднеземноморского типа – смуглые, похожие на классических евреев. В аэропорту нас встретили и довели до автобуса. Молодой вежливый водитель помог уложить вещи в багаж. С греками приходится говорить по-английски, хотя думается, что мы должны понимать друг друга как народы близкие без посредства чужих языков. Но понимать не получается. “Евхаристо”, “калимеро”, “калисперо” – вот несколько слов постоянного словарного запаса, которыми почти ничего не скажешь.
---
http://www.proza.ru/2014/01/08/1687 - часть 2
http://www.proza.ru/2014/01/08/1708 - часть 3
http://www.proza.ru/2014/01/08/1714 - часть 4
http://www.proza.ru/2014/01/08/1719 - часть 5
http://www.proza.ru/2014/01/08/1722 - часть 6
http://www.proza.ru/2014/01/08/1726 - часть 7, последняя